Люди обожают объединяться в группировки, партии, кружки, клубы. В конце концов, семья - это тоже небольшой коллектив с общими интересами. Места лишения свободы накладывают ряд ограничений, но и там народ кучкуется и создает в том числе и семьи. В это понятие не всегда вкладывается сексуальный подтекст. Просто так именуют людей, ведущих совместное хозяйство. Их еще иногда хлебниками называют, так как они вместе кушают (хлеб ломают). Но консолидируются в такие группы не только, чтобы принимать пищу или из-за духовного родства. Есть еще масса причин - от материального расчета до борьбы за власть.
Один за всех - все за одного
Начнем с нормального хода. Встречаются, допустим, в неволе двое, трое или более осужденных. Им интересно общаться. Постепенно они становятся друзьями. Помимо общих интересов, общей становится еда. Не та, что дают в столовой учреждения, а которая приходит с воли в передачах и посылках. Снабжение из дома у всех примерно равное, потому ни у кого из хлебников не возникают черные мысли, будто его объедают.
Это идеальная картинка, но и она иногда встречается. Обычно все несколько сложнее и прозаичней. Начать надо с того, что в местах лишения свободы арестанты разделены на масти. Есть блатные, «мужики», «козлы», «крысы», «фуфлыжники», «черти», «обиженные». Семьи создаются людьми одного статуса. Но срока длинные. Если сейчас человек ни в чем плохом не замечен, то потом он может напороть «косяков». «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» - эта поговорка особенно применима к заключенным. На свободе вы можете тесно общаться хоть с кем. Отдельная квартира скроет любые пороки и сексуальные извращения. В зоне все на виду. Плюс, опустившись в низшую масть, теряешь определенные привилегии. Много значит уважение и поддержка блаткомитета или « смотрящих».
Они, к примеру, распределяют спальные места. Одно дело, когда ты спишь на первом ярусе, ближе к глухой стене. Другое - обитать на «пальме» (втором-третьем ярусе нар), на сквозняке, у постоянно хлопающей двери. Опустившись, ты лишаешься поддержки коллектива и не имеешь слова. В любом споре и конфликте ты автоматом не прав. Если забудешься и позволишь себе лишнее - тебе просто отобьют голову. Да и трудно годами терпеть постоянное презрение и оскорбления. Потому, если член семьи совершает аморальный поступок, то самые близкие больше всех его осуждают и преследуют. Особенно это развито у блатных и «смотрящих». У них, конечно, есть самые доверенные и сокровенные друзья, но блатота считается одной партией. Чтобы пятно не легло на всех, с согрешивших авторитетов спрашивают очень жестко. Считается, что блатные - самые продвинутые, и они понимают всю тяжесть содеянного, в то же время семейники стоят друг за друга горой, если на одного из них совершен левый наезд. Здесь присутствует трезвый расчет: сегодня унизят его - завтра тебя. Да и дружба много значит.
Эй, человек!
Есть семьи, создаваемые, так сказать, по расчету. Блатные или порядочные «мужики» не всегда зажиточные. А вкусного в неволе хочется особо сильно. Еще одеваться надо, мыльно-рыльные принадлежности доставать, постельное белье. По идее, все это должно предоставлять государство, но в некоторых исправительных учреждениях выдают только тощий матрас. Подушки - и те дефицит. Работы в колониях тоже нет. Вернее, администрация может трудоустроить, но лишь малый процент зеков. Если ты еще талантами обделен и не можешь что-то мастерить на продажу, или тебе впадлу это делать, то остается жить «чертом». Не из-за того, что ты чмо по жизни, а потому, что без поддержки извне ты превратишься в тощего и грязного доходягу. Надо как-то хитрить и приспосабливаться.
Один из способов - подтянуть к себе в приятели того, кто получает передачи. Зажиточный арестант просто так не станет делиться добром. Для него тоже важен расчет. Если он неопытный новичок, или живет в «мужиках», но хочет подняться, то предложение вступить в семью арестанта с влиянием будет принято. Когда получающий передачи совсем запущенный в плане поведения и никак не тянет на равное общение, есть еще статус младшего семейника. По сути - «шныря», или слуги, но с определенными привилегиями. Настоящий «шнырь» просто прислуживает господину. Спать он может в другой секции или бараке. Питается тоже отдельно. Просто или за плату зоновской валютой (куревом, чаем), или «за боюсь» он выполняет всякие поручения. Такого «шныря» и того, кому он шестерит, больше ничего не связывает.
У младшего семейника совсем другой статус. Обычно их подтягивают блатные или приблатненные, которые могут подвязать со «смотрящими» или начальством и поселить недостойного таких почестей в свой спальный проход. Младший семенник питается вместе со старшими. Кстати, он не всегда живет на положении «шныря». Бывает, что он просто делится передачами и общается со своим покровителем. Прислуживает им отдельный человек.
Звучит банально, но люди бывают разные. Встречались совсем странные семьи. Один крутой и богатый арестант подтянул к себе простых юнцов. Передач они не получали, блатными не были. Если бы не покровительство крутого блатаря, парни бы тусовались с «чертоватыми» мужичками. Но блатному нравилась роль покровителя. Он поселил юнцов в свой проход и делился с ними деликатесами. Одевал их, заставлял заниматься спортом. Короче, воспитывал, как своих детей. С возрастом некоторых тянет к отцовству. У меня тоже был такой младший семейник.
Шустрый Вовчик
Сидел я в беспредельной колонии. С бандитами конфликтов не имел. Постепенно и с начальством общий язык нашел. Мог решать почти любые вопросы. Люди чуют силу. Как только я поднялся, ко мне начали подходить молодые, но забитые парни лет восемнадцати или чуть старше и стали проситься в «шныри». При этом они прямо говорили, что у них небедные родственники, которые будут слать нам передачи. Сейчас эти подгоны у пацанов просто отнимают, иногда прямо после получения. Бандиты часто кучковались у комнаты выдачи посылок и там грабили зеков на передачи. Если же я подтяну к себе «шныря» или младшего семейника, на него распространится ковбойский закон: «Обидевший лошадь оскорбил и хозяина». Или право Древнего Рима: «Раба может приговорить только господин, он же его защищает».
Но не нравились мне эти парни. Весят больше меня и не могут за себя постоять. Да и внешность у них голимая, этикету не обучены. Не нужны и их богатства, если такие рядом будут. Подтянул я совсем другого «пассажира». Отдал я как-то в прачечную постирать белье. Банщик взял его на особый контроль. Стирали мне не машиной, а вручную, в отдельной воде, а не в общей куче.
Когда все высохло, постельное мне принес рабочий бани. Были там постоянные работники, но привлекали еще карантинщиков - новеньких из этапа. У нас в колонии, естественно, не было осужденных младше восемнадцати, но принесший вещи из стирки выглядел совсем ребенком. Маленький, худой, но морда смышленая и совсем не грустная. На вопросы о себе он отвечал с юмором и сам же смеялся.
Оказалось, что перевели его с «малолетки». Сидит второй раз. Сначала, в четырнадцать, продукты в магазине украл - есть было нечего. Он детдомовский, но из приюта убежал. Освободился через два года. Идти некуда. Чтобы прокормиться, снова воровал, но уже со взрослым подельником. Стащили они кровать из дома отдыха. Четыре года наболтали. В карантине и бане часто бьют, но он привык - его еще с детства лупят. На «малолетке» вообще калечили. А здесь еще терпимо. Жалко его стало, да и общаться с ним как-то весело. Прямо его спросил: «Пойдешь ко мне в "шныри"?»
Вовка сразу согласился. Пришлось мне откладывать книгу и отрывать зад от шконки. Сходил с ним к завбаней, поставил его в курс, что забираю пацана. Потом начальника колонии искал. Но он за зоной находился. Пришлось просить дежурного связать по телефону с вольным штабом. «Хозяин» дал добро на немедленный перевод Вовки из карантина в мой отряд. Дотащились до нарядчика, чтобы переложил карточки, и на поверке сошелся счет. Нашли отрядника, который официально оформил перевод. Сходили в карантин, забрали вещи - небольшой мешочек с пустой мыльницей и зубной щеткой.
В бараке я расположил пацана на соседней шконке - все равно она пустовала. Туда никого не селили из-за моего нежелания. Дал я Вовке постельные принадлежности. У портных сшили нормальный костюм. У барыг купили ему трусов с носками. Ел он со мной. Как ребенок в семье, выполнял несложные поручения - относил записки, приносил из столовой еду, иногда сам готовил.
Жадность фраера сгубила
Вовка был смышленый парень, но имел всего два класса образования. На «малолетке» его заставляли посещать школу, только читать он так и не научился. Пришлось самому с ним заниматься, заставлять заглядывать в книги. Парень быстро освоился и начал пользоваться моими связями втайне от меня.
У него обнаружилась страсть к наживе. Вскоре в наш проход на тумбочку он притащил самодельную музыкальную аппаратуру - автомагнитолу, вмонтированную вместе с усилителем и колонками в корпус, покрытый шпоном. Потом у Вовчика стали появляться хорошие шмотки. Приносил он всякие деликатесы, самодельные ножи, сувениры, какие-то инструменты. На вопросы он пояснял, что подарили. Мне лень было выяснять, откуда дровишки.
Даже зимой мне было лень заклеить окно, хотя холодом оттуда тянуло безбожно, и как раз в ухо. Когда стало совсем невмоготу, я разрешил Вовику отодвинуть кровать и заделать окно. И вот он распахивает занавеску и я вижу, что на подоконнике лежат необычные предметы. Беру их в руки и понимаю, что это револьвер в разобранном виде. Вовик мямлит, что нашел его неделю назад. Точили револьверы у нас на промке станочники. Но если такое найдут при шмоне, то статья обеспечена.
Ох и разозлился я тогда! Начал дознаваться - откуда это дорогое барахло. Оказалось, что младший семейник везде поспел. Люди знали, что он мой близкий. Так же как и то, что я могу решать любые вопросы как с бандитами, так и с начальством. Но всегда при этом держусь независимо, взяток и подношений не беру. Вот всякие бригадиры и стали задаривать Вовчика, думая, что подкупают меня. Швейники ему бесплатно шили, радиомеханики музыку сделали.
Бить его по-мужски рука не поднялась. Дал ему ремня по заднице и заставил револьвер выкинуть, а все «нажитое непосильным трудом» отнести обратно.
У нас в колонии не я один воспитывал таких Вовчиков. У многих бандюков были подтянуты 18-летние недомерки. Некоторые авторитеты их, типа, воспитывали. Другие использовали не по назначению.
Тайные связи
Есть такое понятие - «личняки». Это когда кто-то заводит себе тайного любовника в зоне.
«Петухов», оказывающих секс-услуги, в любом исправительном учреждении хватает, но сердцу не прикажешь. Озабоченным нравится определенный мужчина. Бывает, что такая симпатия взаимна, и тогда партнеры оба становятся «липняками», так как дарят друг другу запретные ласки (типа взаимного минета и подворачивания зада).
Чаще случается, когда доминирующие самцы, в частности блатные, подавляют морально или просто запугивают слабых духом и втихаря насилуют их, выступая исключительно в активной роли. Так они меньше рискуют в случае разоблачения.
Когда же тайное становится явным, пассива, однозначно, ждет «петушиный» угол. С имеющим его могут поступить по-разному. Раньше таких убивали, но сейчас за «мокруху» дают огромные довески к сроку. Плюс начальник закрутит гайки и лишит блатоту незаслуженных привилегий.
В правильных колониях такие вопросы рассматривает сходняк. Блатные могут вынести решение и активного отправить в «обиженку». Или его приговорят к другому наказанию - изобьют и оставят в «мужиках». Здесь все зависит от личности обвиняемого: насколько он нужен блатоте, или сколько он компромата на них знает.В беспредельной колонии вопросы «липняков» решаются неоднозначно. «Махновцы» тоже соблюдают некоторые понятия. Если пойманные затихаренные любовники принадлежат к низкой масти или к простым «мужикам», то их покалечат и переведут в «птичий» закуток.
Сложнее, когда надо определить статус влиятельного бандита, особенно когда он не просто одиночка, а принадлежит к большой и сильной семье.
Иногда осужденные объединяются в коллективы, которые называют семьями, но по сути - это настоящие банды. Например, у нас в колонии, чтобы выжить, надо было иметь влияние на начальство и внушать страх заключенным. Сильные личности умудрялись это сделать в одиночку. Те, что послабее морально и поглупее, поступали по-другому. Они создавали большие семьи и жестко отстаивали интересы любого близкого, прав он или нет. Начальства искусственно стравливало зеков, чтобы они не выражали единого мнения. В каждом бараке образовалась своя верхушка.
Порой семья контролировала пару отрядов. Ставила там своего завхоза, чтобы иметь два помещения, каптерку и баульную, а также ключ от кабинета отрядника. Особым успехом считалось поставить своего приятеля эавстоловой. Тогда всем было обеспечено отличное питание. Еще престижными считались должности завбаней, бригадира на производстве. Порой семьи выясняли отношения в кровавых побоищах. В ход шли ножи и самодельные бейсбольные биты.
Особенно ожесточенными столкновения становились, когда на лидерство претендовали кавказцы. Тогда все славяне забывали о разногласиях и сильно калечили детей гор. В результате борьбы, интриг и компромиссов очень поднялась одна семья. Умных лидеров в ней не было. Она брала многочисленностью и подготовкой своих бойцов. Одно перечисление их спортивных титулов заняло бы много времени. Все парни были не ниже кандидата в мастера по боксу, борьбе, рукопашному бою, хоккеисты, штангисты. Короче - атлеты. Жестокости и решимости им тоже не занимать.
Беспредельная экзекуция
У них был не один «личняк», и многие окружающие об этом знали. Но все молчали. Наглядный пример этому способствовал. Приболтали эти бандиты юнца. Попугали немного, обещали покровительство. Потом банально изнасиловали, но приказали жертве скрывать это и дальше жить в «мужиках». Тот согласился. Участь «петуха» в беспредельной колонии незавидна. Там, где присутствует воровской ход и соблюдают понятия, «обиженные» оказывают секс-услуги добровольно, хоти и за оговоренную плату. Исполнить минет или дать в зад их не заставишь, иначе пожалуются «смотрящим» и те примут их сторону. Насилие по жизни не катит.
В «махновских» же учреждениях «петухи» не могут отказать мало-мальски сильным физически или наглым «мужичкам», а уж тем более блатным. Были случаи, когда новых «опущенных», прибывших этапом, имели всю ночь до нескольких десятков партнеров. Юнцов затрахивали до обморока и выпадения прямой кишки.
Помня об этом, смазливый соблазненный отдавался только бандитам и хранил тайну. Имели его в отдельной комнате, но засиженные зеки очень сметливы. Один рецидивист заподозрил этого юнца и стал за ним наблюдать. Прежде всего в глаза бросился один нюанс. Идя к бандитам, пацан чистит зубы. Побудет у них в каптерке часа три, и снова за щетку. Полощет рот, отплевывается. Видно, что не привык еще к минету и глотанию спермы.
В душевую часто ходить стал, и как раз перед походом к бандюкам. После туалета зад подмывает из бутылки, а раньше лишь бумагой пользовался. Рецидивист решил проверить подозрения и наехал на молодого. Тот и так на взводе был, а тут такой нервяк! Заплакал и раскололся. Засиженный хотел «качнуть коляску» и объявить «личняка». Только куда податься - «смотрящих» нет, а бандитов, соблазнивших парня, все боятся.
«Личняк» живет среди «мужиков» и «форшмачит» их. Рецидивист знал, что сидит не последний раз. По понятиям, не пресекший беспредел - сам беспредельник. Думая о будущем, порядочный «мужик» подошел к бандюкам и пробовал с ними поговорить. Только очень неудачный момент он выбрал. У спортсменов шла пьянка. Хотя они и трезвые его бы вряд ли стали слушать. У «мужика» с угрозой спросили: «Тебе что, больше всех надо?» Он про понятия заговорил.
Очень не любили этого беспредельники. По понятиям - они вообще никто. В «черных» зонах их и прирезать могут. Но здесь они сила. Засиженного правдолюба стали бить. Парни и так садисты были, а тут еще хмель в башке бродил. Когда жертва упала в туалете затылком на кафельный пол, ей об лицо сломали самодельную бейсбольную биту (их на промке станочники точили из дуба и березы). Весь отряд слышал крики избиваемого. Все видели, кто его избивал и убил. Но никто за него не вступился, и уж тем более не выступил свидетелем перед ментами. Бандиты не рассказали, за что они пытали рецидивиста, но всем стало скоро об этом известно. Других желающих объявить их «личняка» не нашлось. Постепенно у этой семьи целый гарем завелся.
Есть еще ряд причин, когда люди в неволе объединяются. Верующие вместе тусуются. Творческие натуры в клубе самодеятельностью занимаются. Картежники «курочку» создают. Но это все не то. Семья более тесный коллектив, чем кружок по интересам.
Андрей Суворин
По материалам газеты
"За решеткой" (№11 2009 г.)
По материалам газеты
"За решеткой" (№11 2009 г.)