Ствол на шнапс
В неволе хватает чудиков, как среди спецконтингента, так и среди сотрудников. Иногда в отдельно взятом исправительном учреждении собирается огромное количество странных типов. С вертухаями все ясно - их начальник подбирает по своему образу и подобию. Осужденные же в массе своей имеют психические отклонения, потому и творят непотребности. Но как и в любом коллективе, в зоне есть типы, ярко выделяющиеся своими закидонами. Речь пойдет про главарей.
Сидел я как-то в провинциальной колонии. Сотрудники там бухали до белой горячки, но продолжали служить. Тон этой вредной привычке задавал начальник. Его рабочий день начинался почти одинаково.
Подполковник, в грязном мундире по причине частых падений после употребления горячительного, с утра пребывал в дурном настроении. Хотелось опохмелиться до ужаса, а денег не было ни копья. Что имелось - пропил, или супруга отняла, а все, что можно, с зоны уже украл. Оставался один выход - лично возглавить обыск. Еще лучше было провести его вдвоем, с близким другом и собутыльником, замом по оперативной работе и безопасности.
Зам тоже был небрежен в одежде. Его особая примета: короткие брюки и китель в обтяжку, словно он их у малыша отнял или сам отъелся в одночасье.
Майор и его командир имели синюшные отечные лица. Как только они появлялись на работе, сразу отправлялись в плановый обход на промзону. Зеки в колонии тоже бухали по-черному, но пиетета перед начальством не испытывали и на халяву ментам не наливали, хотя и гнали самогон в огромных, почти заводских количествах. Но они или потребляли все за ночь, или тщательно прятали. Плюс у майора с подполковником было много конкурентов из числа подчиненных, которые тоже любили бухнуть на службе. При таком раскладе обыски и обходы двух друзей часто заканчивались безрезультатно. Буксы же горели, и начинались настоящие ломки. Начальник шел на крайние меры - забегал в спальные секции и орал: «Мужики, кто даст выпить, завтра отправлю на УДО!» В его обещания давно уже никто не верил. Если кто и велся, то только новенькие. Но этапы случались не часто. Да и не было обычно у этапников «огненной воды».
Подполковник совсем зверел. Он мог подбежать к осужденному, замеченному в хранении спиртного, приставить к его голове самодельный револьвер (их на промке точили) и угрожающе заорать: «Дай брагу!» Беда его была в том, что начальника никто не боялся. К концертам «хозяина» давно уже все привыкли.
Надо отдать должное этим ментам. Несмотря на полную деградацию, они соблюдали некое подобие понятий и никогда не опускались до подлянок. Типа найти у осужденного мнимое или реальное нарушение и требовать с него выкуп в обмен на освобождение от наказания.
Так вот, видя, что его никто не боится, начальник сникал и ждал момента истины. Для этого и извлекался револьвер. Кто-нибудь из осужденных произносил: «Михалыч, есть хрюк по деловью (деловой разговор)». Как водится в зоне, беседа шла с глазу на глаз. Из каптерки выгоняли «козла»-завхоза, и блатной начинал торг: «Начальник, продай волыну».
Как я уже говорил, стволы точили на промзоне. Но станочники ломили за них приличные цены. В то же время ширпотребщики подгоняли пару-тройку револьверов «хозяину» в виде дани. Какая ни есть, а все же власть! Если не подкупить, можно сгореть. Могут уголовное дело завести или теплого места лишить. Когда же у начальника горели буксы, пистолет можно было сторговать задешево. На Руси издавна можно купить за бутылку то, чего не купишь за большие деньги.
Услышав замануху, подполковник сразу не велся. Сначала колотил понты чеченские или чиновничьи: «Ты что, осужденный, совсем оборзел, мне, офицеру, такие предложения?!» Зек знал, чем растопить служебное рвение: «Три литра водяры!» Начальник задыхался от возмущения: «Да как ты смеешь?! Пять».
По рукам не били - все ж таки не ровня. Здесь же в каптерке производили обмен. Подполковник получал зелье, блатной - волыну. Она все равно мелкокалиберная и неопасная. ЧП с этими самопалами почти не случалось. Раз только по пьяни зеки обстреляли вышку с часовым да попугали народ в спальной секции, паля по спящим. Наказать дебоширов начальники не успели - их уголовные авторитеты поломали. На то ведь и существуют «смотрящие», чтобы за дисциплиной следить. Начнется анархия, блатные не нужны станут.
Получив спиртное, начальник и его зам неслись в комнату приема передач. Там у зам по БОР работала жена. Она была больше похоже на боксера-профессионала. Это потому, что ее муж жестоко поколачивал, но она стойко терпела поражения и первая лезла со скандалом. Эта, баба была очень честная и никогда не воровала из «дачек». Только когда выдавала продукты зекам, часто просила: «Дорогуша, я отрежу себе чуть колбаски». Как вариант, «отсыплю конфет, печенья, отолью варенья». Брала он немного, и ей не отказывали - иначе на приме запрещенное или порежет все в крошки, ища запрет. У «дачницы» всегда имелась закуска. Два синеносых богатыря начинали выпивать чутка наливая женщине. Она, отставив мизинец манерно цедила сорокаградусную поддельную. Потом просила мужа не налегать на спиртное. Тот обещал, что выпьет самую малость. Когда он заглатывал третий стакан, баба зверела начинала его совестить, все больше нецензурно и так громко, что в бараках слышали.
Гася скандал, супруг делал физическое замечание жене. Вследствие привычки и плохого здоровья мужчины баба стойко держала оплеухи и не сразу затыкалась. Друзья 6paли закусь и от греха подальше уходили в кабинет, где продолжали бухать.
Вот так существовали сотрудники и зеки. Всех все устраивало. По хорошему всегда приходит конец. Лютой зимой зам по БОР замерз в сугробе - перебрал на службе и не смог дойти до дома. Поминая друга, начальник допился до полной невменяемости, и его отстранили от должности. Осужденные их искренне жалели и долго поднимали чарки за упокой одного и уход другого.
Охота на ведьм.
Как я упоминал ранее, «смотрящие» нужны для того, чтобы поддерживать дисциплину. Они же решают и споры среди осужденных, выступая судьями над запоровшими «косяк». Но в любом, даже хорошем деле найдутся свои фанатики. Они и святые начинания опошлят (вспомним инквизицию).
Вот так и среди авторитетов встречаются странные типы. Их клинит на одной проблеме. Помню, в межобластной больнице был такой главный "смотрящий" Мирон. Не сиделось ему спокойно. Он ничем не болел. Прибыл с крытки в больничку и, договорившись с ментами, остался за ней «смотреть».
Жил он в отдельной комнате на ЛОР-отделении. Свободно передвигался по всем корпусам. Но, или от скуки, или в силу головного завихрения, Мирон страстно боролся за чистоту рядов среди осужденных. Он вечно выискивал у больных «косяки». Разборки под красным крестом не катят. Этот воровской закон «смотрящий» постоянно нарушал. Более того, когда лечащиеся подследственные «косяков» не запарывали, Мирон их придумывал сам. Его защищали статус и близость к начальству. Благодаря последнему Мирон легко договаривался с ментами, и они оставляли на больничке многих бандитов даже после их выздоровления.
Бандюки тоже были «смотрящими» или просто отдыхали от ШИЗО и СИЗО. Они так же поддерживали Мирона, и прикалывались над его движениями. От такой постановы Мирон совсем оборзел и устраивал судилища каждый вечер. Днем он шарился по всем отделениям и цеплялся к больным. Для приставания не нужен был особый повод. Например, идет «смотрящий» по отделению. Видит новенького. Подойдет, внимательно посмотрит и начинает много раз крестить его с благостным видом. Кто выдержит такое и не вступит в разговор? Спросит молодой парень: «Зачем так много меня крестишь?» Мирон ответит: «Ты есть сатана».
Практически чертом назвал, но ему не предъявишь за оскорбление. Если человек не ответит, «смотрящий» возмутится - почему его игнорируют! Если ответит, укажет на его хамство. Потом спросит, кто он по жизни. Понятия нигде не писаны. Их, как и российские законы, можно трактовать по-разному. В общем, повод для разборок всегда найдется.
Вечером обязательно тянут кого-то на правеж. Собирается все отделение. Находятся подпевалы «смотрящего», которые могут начать избиение проштрафившегося. Что тоже запрещено понятиями (до вынесения окончательного вердикта).
В нарушение всех воровских законов Мирон и его пристяжь устраивали судилища остаканившись. В конце они обязательно объявляли невиновного низкой мастью. Ярлыков в понятиях для этого много: «негодяй», «интриган», «непуть», «черт». Бывало, и в «обиженку» народ загоняли. Такая политика привела к тому, что больные не могли расслабиться ни на минуту. Как при Сталине, народ жил в постоянном страхе. Возможно, Мирон проводил линию ментов. Многие арестанты, не долечившись, просили докторов выписать их и отправить обратно в свое учреждение. Только через год воры в законе обратили внимание на фортели Мирона. Как водится, подтянули его самого на сходняк. Оправдаться он не сумел. Его объявили врагом и покалечили.
Показательные проверки
Теперь расскажу о самом крутом начальнике - главе управления исполнения наказаний. Не всея Руси, конечно, но крупного субъекта федерации.
Этого полковника мы хорошо знали. Он до повышения в нашей колонии рулил. Потом в управу перешел и быстро ее возглавил. Когда полкан был «хозяином» нашей командировки, то он вникал в любые мелочи. Вплоть до того, кто из осужденных чем дышит. Для этого начальник подтягивал много стукачей, которых всячески поощрял. Когда у сексотов подходил срок, отправлял их на УДО. Кого не успел досрочно отпустить в бытность «хозяином», вызволял, звоня из управления. Никого не забывал из агентов. Они его тоже помнили.
Не всегда начальник может сам подбирать кадры. Обычно Москва не любит, когда в регионах в одной отрасли трудится одна команда. Вот и ставит столица на объекты своих людей. Не всех, но достаточное количество, чтобы держать народ под контролем.
Так получилось и с нашим учреждением. Начальником его поставили майора из враждебной бывшему шефу группировки. Он был человеком относительно честным и по мелочам не цеплялся. Без причины снять с должности его тоже не могли. Вот и зачастил он в нашу колонию с проверками.
Пройдет по территории жилки и промки. Поговорит с осужденными. С некоторыми с глазу на глаз. Устроит прием зеков в кабинете. Заодно и со своими стукачами пообщается.
Потом полковник вызовет начальника, его оперов и ведет всех на обход. Зайдет к слесарям и фрезеровщикам. Прикажет разобрать определенный станок. А в нем запрятано самодельное огнестрельное оружие, финки, сабли. Другой цех посетят - под опилками литров десять самогона обнаружат. В отряд зарулят - в вещах блатного пару граммов героина найдут.
Все это мимоходом делается. Но с составлением протоколов и заведением уголовных дел. После одной такой проверки начальнику колонии наложили взыскание. Он решил принять контрмеры. Сам завел стукачей, проводил беседы с блатными, обещая им всяческие поблажки в обмен на дисциплину и отсутствие у зеков запрещенных предметов.
Но толку от таких телодвижений было мало. Прежний «хозяин» знал зону, работая в ней с лейтенантов. С глупыми агентами не связывался, людей своих не подставлял. В общем, после второй проверки объявили начальнику неполное служебное. После третьей - и Москва не помогла: слишком много нарушителей допустил. Уголовные дела прокуратуры возбуждают, а с ними полковник тоже ладить умел. Кого надо, сувенирами подогреет, а с кем надо - бухнет. Плюс если героин или пистолет изъяли, никого подкупать не надо. Состав преступления налицо.
Хитрый Федорыч
Был у нас в зоне председатель совета коллектива колонии Федорыч. Среди активистов это высшая должность. Если в учреждении нет воровского хода, у главы СКК большая власть. Такому «козлу начальство доверяет, иногда перекладывая на него часть своих обязанностей.
Вот и у нас Федорыч печатал за замполита приказы, вел служебную документацию. «Главкозел» строго следил, чтобы другие «козлы», особенно возглавляющие секции, советы коллектива отряда, досуга, санитарную, культ-массовую и прочие работы, не стучали сами начальству, а носили информацию ему. Он сообщения стукачей фильтровал и преподносил по назначению.
О наличии запрещенных предметов (спирт, оружие, наркотики) сообщал в отдел безопасности или в оперчасть. О планах побега - тоже. Особо значимую информацию доводил до самого начальника. Ему же докладывал о неуставных отношениях сотрудников и заключенных. Это когда менты пойло на продажу таскали или за подношения закрывали глаза на нарушителей.
Федорыча боялись и арестанты, и сотрудники дежурной смены. Сам он нарушений не допускал. Когда все зеки носили вольные вещи, Федорыч таскал робу. Он ходил питаться в столовую, спал в отдельном кабинете при клубе, словом, вел себя как второй «хозяин» - ходил по зоне и всем замечания делал. Осужденных нарушителей своей властью в камеру сажал - стоило кому-то бумажку мимо урны уронить или плюнуть в неположенном месте. Менты не могли к Федорычу придраться без причины. Если что, то он сразу начальнику пожалуется. Блатные его не трогали, потому что он им не досаждал и не сдавал тех, кто может голову отбить.
Но как у каждого человека, у Федорыча имелась одна слабость. Был он жадный, любил подношения и подарки. А как заключенных условно-досрочно стали отпускать, так он и взятками не чурался.
Причем что делал, поганец. Изучит уголовное дело кандидата на УДО. Если там нет нарушений и от отрядника положительная характеристика - значит, человек спокойно пройдет суд и его отпустят. Все это так, если осужденный бедный. К зажиточным зекам Федырыча был свой подход. Позовет в укромное место и сообщит по секрету, что, например, замполит или другой замначальника не любит данного типа и ни за что не пропустит его на УДО. Зек в отчаянье впадет. Тогда Федорыч его утешит и сообщит, что начальство деньги любит и за доллары не вспомнит о личной неприязни.
Зажиточный скорее родственникам сообщает. Затягивает в колонию нужную сумму. Не так много, баксов триста-пятьсот. Федорыч деньги примет и ничего не делает. Пройдет давший взятку суд - хорошо. Не пройдет, что редко бывает, он вернет деньги и скажет, что полгода подождать надо.
Так за много лет накопил Федырыч немалый капитал. Срок у него большой был. Тут он уж сам постарался. Дали ему на суде четыре года - за убийство это сущая мелочь. Федорыч не согласился с приговором и написал протест. Дело пересмотрели и увеличили срок до восьми лет. Федорыч не успокоился и снова написал жалобу. Очень грамотно и юридически подковано. Дело снова пересмотрели. Состоялось новое судебное заседание, где ему впаяли уже двенадцать лет лишения свободы. Сколько он потом ни писал, приговор оставили без изменения.
Весь срок Федорыч возглавлял СКК и копил деньги. За четыре года до освобождения, перед самым УДО, начальник предоставил «главкозлу» двухнедельный отпуск с выездом домой. Федорыч настолько уверился в своей неприкосновенности, что притащил на вахту сумку. Но дежурный попался новый. Он до этого в войсках работал. Для него пока все зеки были на одно лицо.
Как и положено по закону, перед отъездом отпускников шмонали. Федорыч пробовал возмущаться, но ДПНК применил силу и заглянул в его баул. Среди самодельных сувениров лежал пакет, а в нем более ста тысяч в валюте. Нарушителя лишили выезда за пределы и до прихода начальника определили в ШИЗО.
Наутро «хозяин» стал разбираться - откуда у осужденного такие средства. Осмелевшие «козлы» тут же донесли на своего пахана. Возмущению ментов не было предела. Мало того что он их кидал на бабки, так он их еще коррупционерами сделал в глазах ушедших на УДО и их родственников.
Деньги начальники забрали себе - валюта зекам не положена. Федорыча полгода держали в камере на строгих условиях. Потом выпустили в отряд. Там пострадавшие осужденные на нем отыгрались. Вспомнили о том, как председатель СКК сажал их в карцер и сдавал операм. Сотрудники дежурных смен тоже не простили свой страх и уволенных по доносу товарищей. Прапора и сержанты постоянно следили, чтобы бывший «козел» не нарушал режим, был застегнут на все пуговицы, не ложился и не присаживался на кровать, когда все днем спят, не передвигался без строя.
Короче, Федорыч не вылезал из ШИЗО. Об УДО он давно забыл. Так и досиживал «козел»-кидала двенадцатилетний срок. Даже не на общем основании, а как преследуемый изгой.
Арестанту надо сразу определяться. Если ты порядочный арестант или «мужик» - будь им. Служишь ментам - служи верой и правдой, не обманывая и не подставляя.
Андрей Суровин
По материалам газеты
"За решеткой" (№12 2009 г.)
"За решеткой" (№12 2009 г.)